Лубок из коллекции «Маленьких историй».
Попытки определить хотя бы место, о котором говорится в подписи к лубку, ни к чему не приведут. Реки под названием Улер в Испании нет, но читать надпись под лубком как «у лер» (возле лер), то можно предположить, что «обнаружено» животное было на берегу реки Лер (по-французски Leyre) на территории нынешней Франции (Гасконь). Именно в конце XVIII века часть Гаскони вместе с городом Байон ещё принадлежали Испании — они отошли к Франции чуть позже вследствие предательской политики короля Карла IV, фактически отдавшего страну в распоряжение Наполеона. Впрочем, есть в Испании и старинный бенедиктинский монастырь Лейре (по правилам французского языка читается как Лер) расположенный в провинции Наварра — не в тех ли краях ревело семнадцатиметровое чудище? Однако в самой Испании никаких упоминаний о чём-либо подобном не встречается.
Фрагмент лубка из коллекции «Маленьких историй».
Более достоверной выглядит версия о том, что на лубке изображено некое мифологическое животное. И в самом деле, в европейской мифологии известно злобное существе под названием Мантикора, пришедшее в античную культуру из Индии. Существо это, получившее латинское название Epibouleus Oxisor, ненавидит и пожирает людей своими страшными зубами, раздирает их тело когтями на лапах и вдобавок жалит ядовитым хвостом.
Сравнив лубок из нашей коллекции со средневековыми описаниями Мантикоры, можно без сомнения констатировать: лубок явно относит нас к этому чудищу. В то же время «лицо» зверя на лубке вовсе не выглядит таким уж страшным: напротив, оно достаточно комично и сильно напоминает гипертрофированный портрет Петра Первого. Так что ответ на вопрос, чтó же именно изображено на лубке, лежит вовсе не в мистической плоскости.
Известно, что первоначально лубочные картины носили чисто религиозный характер и использовались преимущественно для «популяризации» Священного писания в народе. На рубеже XVII-XVIII веков лубочные «листы», изготавливавшиеся вручную из бумаги, на которую наносился оттиск рисунка и текста с отшлифованной и покрытой краской липовой доски, были очень популярны — причем не только в народе. Известно, что картинки эти хранились в боярских семьях, их в назидание часто дарили юным наследникам престола. В конце XVII — начале XVIII веков лубок процветал, а мастера этого дела прочно обосновались в одном из наиболее людных мест Москвы — за стеной Китай города, дав название одной из самых известных московских улиц — Лубянке.
Однако не долго лубок служил воцерковлению москвичей. После церковного раскола во второй половине XVII века этот вид искусства стал использоваться противоборствующими церквями для высмеивания друг друга. Это превратило лубок в мощное и очень популярное орудие пропаганды. О влиянии этого орудия красноречиво свидетельствует тот факт, что сначала Петр I в 1721 году приказал усилить государственный контроль над распространением лубков, а в 1744 и Святейший Синод постановил подвергнуть тщательному контролю все «листы» религиозного содержания, дабы не превратить святые сюжеты и лики в посмешище. Однако к тому времени лубок всё чаще используется напрямую как средство сатиры — в том числе и политической. Лубки высмеивали попов и бояр, знатных девиц и купцов. Нередко лубки были призваны просто развлекать публику сюжетами из народных сказок, изображениями мифических существ или иллюстрациями к народным поговоркам.
Однако всё чаще даже в сказочных лубочных сюжетах проскальзывали нотки политической сатиры, причем далеко не всегда авторство этой «сатиры» принадлежало самим мастеровым. Считается, что сатирические лубки — в частности, против Петра I, лишившего Москву статуса столицы, — выпускались по наущению политических противников его курса и политики Екатерины II, продолжившей дело Петра. Мы не берёмся утверждать, что лубок из нашей коллекции высмеивает непосредственно первого русского императора. Однако на эту мысль наталкивает не только портретное сходство «лица» зверя с Петром Великим, но и литеры «PP» на теле зверя (на ум приходит «Petro Primo» — так Петра именовала Екатерина Великая, такая надпись содержится и на Медном всаднике в Санкт-Петербурге), а также многочисленные морские и «навигацкие» приспособления на его туловище. Не менее красноречивы волчьи сосцы на теле зверя, которые относят нас к волчице, вскормишей Ромула и Рема, — основателей Рима. Такой отсыл вполне очевиден как в свете основания Петром I города Санкт-Петербурга, так и той ревности, которую испытывала Москвы к «Северной столице».
То, что первого русского императора даже после его смерти связывали с врагом рода человеческого, красноречиво характеризует настроения, царившие в «покинутой» царями Москве XVIII века. Не будем забывать, что примерно в эти же годы Александр Радищев предварил своё «Путешествие из Петербурга в Москву» знаменитым эпиграфом из Телемахиды:
«Чудище обло, озорно, огромно,
стозевно и лаяй».
Есть и ещё одно обстоятельство: к моменту публикации лубка из нашей коллекции прошло всего три года с опустошившей Москву эпидемии чумы, не затронувшей Северную столицу. Возможно, тот факт, что чума пришла в Россию вследствие войны с Турцией 1768-1774 гг. за Крым, дал основания считать первопричиною всех бедствий политику Петра Первого. Впрочем, всё это лишь наши предположения. Старинный лубок со странным животным не спешит раскрывать своих тайн. https://little-histories.org/2018/09/22/spain_animal/