Как Ил-4 из-за перебора «колы» по Кенигсбергу вместо Берлина отбомбился.И тут женщина виновата.
Кустов Максим.
Как известно, бомбардировки Берлина самолетами советской Авиации дальнего действия требовали от осуществлявших их экипажей предельного напряжения сил. Не зря за них в августе 1941 года нарком обороны приказал по 2000 рублей каждому участнику выплачивать.
По воспоминаниям Героя Советского Союза Бориса Тихомолова, со временем летчикам перед «берлинским» вылетом стали выдавать таблетки «колы» (поставки по ленд-лизу), чтобы помочь выдержать тяжелейший перелет.
Выдавал «лекарство от усталости» полковой врач, который объяснял, что баловаться с таблетками не следует, лучше принимать их на обратном пути, когда особенно будет одолевать усталость и спать захочется. Лететь до Берлина предстояло около 6 часов, а всего – туда и обратно – 12.
Выдавать желающим взбодриться как можно сильнее две коробочки снадобья вместо положенной одной медик категорически отказывался. Но боевой товарищ Тихомолова, пилот Топалев, сумел перехитрить доктора. Он накануне получил «нехорошее» письмо из дома и хотел во что бы то ни стало «взбодриться» хотя бы искусственно.
Топалев принялся упрекать другого летчика за то, что тот якобы «сожрал все таблетки». Пока медик разбирался с этим ложным сигналом, Топалев сумел стянуть еще коробочку «колы» и немедленно съел все ее содержимое — десять круглых шоколадных «конфеток».
После взлета пилот пребывал в классической эйфории: «Настроение сверхбодрое… Все отлично! Никакой тоски. Хорошо, легко».
Вот только когда на третьем часу полета действие колы закончилось, состояние пилота стало меняться: «Тошно все. Тошно!». Он принялся рвать злополучное письмо, приговаривая: «К черту вас, баб!». Содержимое злополучного письма становится в общих чертах понятным.
Штурману приходилось напоминать командиру о необходимости держать курс, а компас все полз куда-то в сторону. Высота - 4700 метров. Стало трудно дышать. Пилот надел кислородную маску, но дышать почему-то легче не стало. Наконец стали видны огни прожекторов и разрывы зенитных снарядов. Топалев обрадовался – Берлин! Но штурман его разочаровал, объяснил, что это Кенигсберг, который был для экипажа запасной целью. До главной цели – Берлина было еще далеко. У Топалева появилась слабость в теле, начали стынуть ноги, а потом он потерял сознание…
Неуправляемый самолет падал. Штурман сумел на коленях добраться до противоположного конца кабины и взять на себя управление машиной. К счастью для экипажа, штурман мог кое-как управлять самолетом в горизонтальном полете. Иногда он ненадолго подменял командира, чтобы тот немного отдохнул.
С подсказками бывалого радиста ему с огромным трудом удалось вернуть машину в горизонтальное положение. Командир в сознание все не приходил. О продолжении полета на Берлин нечего было и думать. Тогда штурман направил Ил-4 на запасную цель - Кенигсберг. Ему удалось довести до столицы Восточной Пруссии, но машина стала крениться влево, и справиться с этим штурман никак не мог. Тут крайне своевременно раздался голос наконец-то очнувшегося командира: «Брось управление. Я сам». Штурман сбросил бомбы.
Топалев спросил: «Это Берлин?». Только тут штурман заметил, что конец гибкого шланга кислородной маски командира свободно болтается между педалями ножного управления…
Хотя экипаж Ил-4 не сумел добраться до Берлина, бомбы все же были сброшены на запасную цель, самолет вернулся на свой аэродром.
Но все могло кончиться очень печально. Находящийся в «посткольном похмелье» командир не понял, почему даже в кислородной маске ему не стало легче дышать на большой высоте, и потерял сознание. Женоненавистники могли бы быть довольны - первопричиной тяги пилота к опасной «коле» была «баба».
Лишь способность штурмана хоть как-то вести машину и советы радиста спасли экипаж. И командир, все-таки очнувшийся над Кенигсбергом.
Максим Кустов https://vpk-news.ru/articles/45451