Жаркий июль 1918 года стал худшим месяцем за всю историю Ярославля со времен монголо-татарского ига. Подавление неудачного антибольшевистского восстания стоило городу его исторического центра. Без крова осталось более четверти жителей, были потеряны ценнейшие произведения искусства и эвакуированное в город национальное наследие. А ведь все начиналось с какой-то сотни заговорщиков, у которых даже не было винтовок.

Заговор

Находившийся на пересечении торговых путей Ярославль был хорошим местом для начала антибольшевистского восстания. Из-за обилия веками проходивших через город товаров жил он довольно зажиточно. Даже традиционная опора большевиков в виде рабочих не была такой уж надежной – она контролировалась враждебными им меньшевиками и правыми эсерами. Не говоря уже о купеческом и даже крестьянском элементе – завоевать уважение, или хотя бы нейтралитет деревни коммунисты пока ещё не смогли. Тем более, весной 1918 года в городе ухудшилась ситуация с продовольствием, что приводило в ярость тех же рабочих, доходивших вплоть до попыток разоружения местных красногвардейских дружин.

Столь перспективная обстановка не могла быть не использована белогвардейским подпольем. Его олицетворял Союз защиты Родины и Свободы – организация видного эсера Бориса Савинкова. Последний страстно желал бороться с большевиками, но лукавил перед самим собой, и часто выдавал желаемое за действительное. Савинков рассчитывал на скорую высадку Антанты в Архангельске. И параллельно хотел окружить Москву цепью бунтующих регионов. Ярославль был лишь одним из целого ряда городов, в которых Союз планировал поднять мятеж. Но единственным, где восставшие не потерпели мгновенного поражения.

Главной проблемой заговорщиков было то, что их замыслы не составляли особой тайны. В том же Ярославле офицеры начали скапливаться за месяцы до восстания, причем так, что это видели все. Приезжие были на кураже, вели себя довольно нагло, и местами даже гордо разгуливали по городу с ещё царскими знаками различия. Но возглавлявшего восстание полковника Александра Перхурова спас внутренний конфликт в стане большевиков. Местные чекисты и ярославский губисполком увлеченно выясняли, кто из них должен кому подчиняться. Это давало мятежникам шанс.


Использование этого шанса, впрочем, тоже висело на волоске. Выступление, дату которого нервно меняли несколько раз, стартовало в ночь с 5 на 6 июля. Перхурову пришлось серьезно понервничать – из-за постоянных переносов люди путались, и вместо ожидаемых 300 человек на точке сбора появилось только 106 бойцов. На всех имелась лишь дюжина револьверов. Но откладывать захват города на потом было нельзя – лидеры восстания чувствовали слежку за собой и опасались превентивных арестов. Жребий был брошен.

Мятеж

Первым делом мятежники двинулись к оружейным складам. Добравшись до них, офицеры развернулись широкой цепью – чтобы казаться многочисленнее, чем они есть. Расчет был на хаос и раздрай времен Гражданской войны – охрана складов, скорее всего, сама не очень хорошо относится к большевикам. Если нет – все пропало.

Подойдя вплотную, перхуровцы завязали разговор. К их счастью, большая часть часовых и правда была не в восторге от советской власти, и склады попали в руки восставших. Оружия там имелось полно – Ярославль был одним из центров концентрации военного снаряжения на случай взятия немцами Петрограда. Одних только пулеметов удалось захватить 70 штук – правда, к ним было не так уж и много патронов. Впоследствии мятежники решат эту проблему, экономя боеприпасы за счет винтовок. Солдатам массово выдадут лежавшие на складах «Арисаки», а 7,62-мм патроны «Трехлинеек» пойдут на нужды пулеметных команд.

Тем временем к восставшим присоединялись опоздавшие к точке сбора. Приехал броневик и несколько импровизированных гантраков. Внезапно появилось 50 конных красных милиционеров, которые внезапно решили примкнуть к мятежу. Впоследствии к Перхурову шли даже отдельные чекисты. К утру центр города уже был в руках повстанцев. Не теряя времени, они объявили набор добровольцев – таковых объявилось аж 6 тысяч человек. Начало было неплохое.

Реакция

Удачной дата начала восстания была и с точки зрения обстановки в Москве. Во-первых, там происходил V Всероссийский съезд Советов. А ещё случился бунт левых эсеров. Какое-то время центр не желал верить в реальность мятежа – Троцкий, например, считал сообщения о восстании провокацией и даже грозил расстрелами вносящим смятение. Но через несколько дней в Москве все же поняли, что в Ярославле случилось нечто серьезное.

К Ярославлю потянулись отряды из соседних губерний – город планомерно обкладывался с разных сторон. Весь расчет мятежа строился на высадке Антанты в Архангельске и восстаниях в соседних городах. Но ни в Рыбинске, ни в Пошехонье ничего не происходило – тамошние коммунисты не дремали, и встретили мятежников во всеоружии. А западные союзники ещё не успели раскрутить шестерни своей неповоротливой военной машины – высадка случится только в августе, когда уже будет поздно.

Мятежники, правда, еще не успели этого понять, и оборонялись упорно. Им не удалось закрепиться в городских окраинах, но центр с его обилием каменных зданий был крепким орешком – атаки красных захлебывались одна за другой. Кроме того, у восставших имелось два броневика и несколько импровизированных гантраков – грузовиков с поставленными в кузов пулеметами. Причем броневики были не какими-нибудь пулеметными «Остинами», а тяжелыми 8-тонными «Гарфорд-Путиловцами», несущими 3 «Максима» и 76-мм орудие. Красные пробовали побить эту карту легкими бронемашинами. Но успеха эта попытка не имела, и привела только к потерям.

Но у атакующих были свои козыри – артиллерия и бронепоезда. Противопоставив обилию пулеметов и каменным домам-крепостям орудийные снаряды, красные выбрали единственный доступный им вариант. Да, они разрушали старый и богатый город, но при этом успешно давили бунт – а это в Гражданскую войну было важнее всего.

Конец восстания

Несмотря на традиционо слабую дисциплину красных отрядов, отсутствие единой системы командования и отдельные эксцессы вроде «банзай-атак» китайской интернациональной дружины, атакующие медленно, но верно добивались своего. Красные привлекали даже аэропланы «Вуазен», помогавшие как в разведке, так и бомбардировке Ярославля. В городе становилось плохо с едой, ширившиеся пожары все сильнее осложняли обстановку.



Стало понятно, что мятеж все-таки провалился. Надо было что-то делать. Перхуров предложил сформировать ударный отряд в 50 человек, посадить всех на пароход, и прорваться вверх по Волге. После этого предполагалось соединиться с мятежными крестьянами из Рыбинска, и атаковать тылы красных. Эта рискованная затея была осуществлена без единой царапины – большевики не ожидали попыток прорыва на север, который считали своим надежным тылом. Небезосновательно – попытка выступления в Рыбинске провалилась, жакерии не вышло. Никакой помощи от крестьян ждать не приходилось. Тогда Перхуров распустил свой отряд, и вместе с двумя ближайшими сподвижниками стал пробираться на восток, чтобы позже вступить в войска Колчака.

Ещё удалось спастись нескольким совсем небольшим отрядам и отчаянным одиночкам. Большая же часть мятежников решила пойти на хитрость. Все это время внутри Ярославля находился небольшой лагерь германских военнопленных с полей Первой мировой – всего около 1400 человек. Восставшие решили сослаться на проантантовскую позицию Савинкова, организация которого официально находилась в состоянии войны с Германией. Путем простой передачи оружия пленным восставшие юридически сами становились таковыми – причем в отношении не большевиков, а третьей державы. Что давало призрачный шанс быть отправленными в Германию. Это всяко лучше гарантированного расстрела по неизбежном взятии красными города.

21 июля этот план был осуществлен. Вопрос состоял лишь в том, будут ли победители учитывать эти дипломатические нюансы. Но, получив указания из Москвы, красные командиры плюнули на формальности. Тут, на ярославских руинах, у германской комиссии по делам пленных не было реальной власти. После непродолжительного давления немцы устранились от судьбы пленных мятежников. 350 человек были расстреляны сразу же. Остальных ожидало следствие и застенки ЧК – ни то, ни другое не предвещало абсолютно ничего хорошего.

То, чего не вернуть

Неудачный мятеж дорого обошелся русскому историческому наследию. Было уничтожено более 2100 домов. Помимо сгорающих в огне пожарищ зданий, страдали и бесценные экспонаты. Именно в Ярославль были эвакуированы бронзовые орудия из экспозиции петроградского Артиллерийского музея. Сгинули пушечные архивы. Сгорели тысячи знамен – от стрелецких времен Ивана Грозного до австро-германских трофеев Первой мировой.

Довоенная численность жителей Ярославля составляла 111 тысяч человек – после подавления восстания она сократилась до сорока. Кто-то погиб под артиллерийскими обстрелами, кто-то был репрессирован за участие в мятеже, а кто-то умер от голода или болезни. Число расстрелянных повстанцев неизвестно, но их точно не больше 5000 человек – именно столько было казнено большевиками во всей губернии за целую половину 1918 года. Значительная часть жителей просто уехала – ловить на пепелище некогда родного города было уже нечего.

Все это, впрочем, было лишь цветочками. Самым мрачным и кровопролитным сражениям Гражданской войны ещё только предстояло произойти.