Цена национального единства.
Давид Эйдельман.
В ноябре уходящего года исполнилось 30 лет с момента, как перестала существовать Берлинская стена — символ границы между двумя Германиями, а также между Западной и Восточной Европой.
Стена с взобравшимися на неё немцами на фоне Бранденбургских ворот.Но одновременно с пышными торжествами по поводу примирения и объединения немецкого народа, как раз в разгар празднеств, произошло ещё одно событие — выборы в немецкой федеральной земле Тюрингия. И результаты этих выборов наглядно доказали, что после разрушения Берлинской стены, которое проходило под лозунгом «Wir sind ein Volk!» («Мы – один народ!») и последующего (год спустя) объединения Германии, противоречия между восточногерманским и западногерманским обществами не исчезли, хотя бывшие гэдеэровские земли постепенно приближались по показателям экономического благополучия к западным.
Что случилось в «Тюрингии дубовой»?
В Тюрингии практически треть избирателей поддержала радикальную партию «Левые» (которая требует звериных налогов для крупного бизнеса, отказа от приватизации) и почти четверть — ультраправую «Альтернативу для Германии» (которая отличается правоэкстремистской позицией, требует выхода из еврозоны).
То есть, с обеих сторон победили радикалы. Радикальные популисты. А главными проигравшими стали умеренные. Они потеряли свои предыдущие позиции. Главный проигравший — Христианско-демократический союз, который опустился с первой строчки на третью, потеряв, по сравнению с предыдущими выборами, больше 11 процентных пунктов. Именно бывшие сторонники ХДС голосовали за «Альтернативу для Германии». А ведь консерваторы на протяжении 24 лет после объединения Германии бессменно правили в Тюрингии, иногда даже в одиночку, имея в ландтаге абсолютное большинство.
Теперь, впервые в истории, консервативная ХДС, либеральная СДПГ и «Зеленые» (электорат которых увели радикально левые) даже вместе не имеют электорального большинства. И должны выбирать, к какой крайности им примкнуть. Все вместе взятые партии так называемой «большой коалиции», правящей в Германии под председательством канцлера Ангелы Меркель, добились всего 30%.
«Бывшая ГДР своим электоральным поведением медленно, но верно преобразует Германию» — резюмирует доктор философии Боннского университета Светлана Погорельская.
Разные Германии
Выяснилось, что остались противоречия между восточногерманским и западногерманским обществами, которые 45 лет шли разными путями. Для Восточной Германии не прошли бесследно годы в советском блоке несмотря на то, что ГДР была самой экономически благополучной страной соцлагеря («Вот каких успехов может достичь социалистический способ ведения народного хозяйства!» — восторженно говорили советские руководители, возвращаясь из ГДР).
Но бесследно не прошло и поглощение Германской Демократической Республики Федеративной Республикой Германии. Шок от перехода к капиталистической экономике. Шок от приватизации бывшей народной собственности западногерманскими фирмами по бросовым ценам. От вытеснения восточногерманских товаров с полок супермаркетов, катастрофического падения объема производства и исчезновения целых областей промышленности, которыми славилась ГДР внутри соцлагеря (например, текстильной промышленности). От того, что ключевые роли в бизнесе и администрации на восточных землях стали играть западногерманцы.
«Правосудие победителей»
Когда раскрылись архивы «Штази», рассекречивание досье перевернуло судьбы многих.
Десятки тысяч расследований против сотен тысяч подозреваемых, обвиняемых, подсудимых. Массовые люстрации, жертвой которых стало огромное количество чиновников, преподавателей, специалистов…
Бывших граждан ГДР массово расследовали, преследовали и судили по законам другого государства. Случай беспрецедентный…
Граждане второго сорта
Не забылись скандалы, вроде того, что в 1991 разразился в отношении медсестер. Тогда медицинские сестры стали выезжать на Запад в ответ на новые контрактные условия, что предлагали им в объединенной Германии: зарплата на уровне 60 % от западногерманской, лишение стажа работы, условия как для вновь поступающих на работу.
Жители Восточной Германии чувствовали не только покровительственное (в 90-е годы западные земли ФРГ выделяли на нужды восточных по 70 млрд евро в год), но и презрительное отношение. Отвержение их прежнего опыта, прежнего уклада.
А это постепенно вызывало чувство коллективной обделенности. И радикализацию.
«Избирательная память»
Исследователи отмечают у жителей восточногерманских земель «избирательную память», романтизацию и идеализацию ГДР — страны, из которой так рвались на Запад.
«Братский поцелуй». Граффити Дмитрия Врубеля в East Side Gallery, изображающее поцелуй генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева и руководителя ГДР Эриха Хонеккера. Одно из самых известных граффити мира.В ГДР был анекдот про руководителя восточнонемецких коммунистов. Генеральный секретарь ЦК СЕПГ (Социалистическая единая партия Германии) Эрих Хонеккер лежит на пляже и видит восход солнца. «Добрый день, милое солнышко», – приветствует его Хонеккер. «Добрый день, товарищ генеральный секретарь и председатель Госсовета, – отвечает солнце. – Желаю вам удачного, приятного дня, лидер Германской демократической республики!» Вечером, когда солнце заходит, Хонеккер благодарит его: «Спасибо, милое солнце, день был действительно приятным!» – «Да пошел ты… – отвечает солнце. – Я уже на Западе!»
Теперь, спустя 30 лет после того, как солнце ГДР окончательно закатилось на Западе, прошлое видится в сентиментальных закатных тонах и перспективах.
И уже находятся те, кто говорит, что надо бы построить новую стену, но только гораздо выше и прочнее той Берлинской, чтоб у Запада не было шанса на новое поглощение.
Чувство коллективной обделенности
Чувство коллективной обделенности естественным образом, с одной стороны, выливается в крайнюю левизну, ненависть к состоятельным, которые несправедливо обогатились, а с другой – вызывает крайнюю ксенофобию: националистические выступления и ксенофобские преступления в Германии чаще всего происходят на востоке страны.
Группа ученых из Гёттингена, которая по заказу властей ФРГ пару лет назад проводила исследование, пришла к выводу, что есть зависимость между слабым экономическим развитием бывших территорий ГДР, где жители чувствуют себя изначально в более невыгодном положении по отношению к согражданам из западных земель, и радикализацией: ненавистью к мигрантам и недоверием к конвенциональным политическим силам, к государственным структурам, бюрократии Евросоюза и пр.
Протесты против приема беженцев показали, что границы между гражданскими протестами и правоэкстремистскими беспорядками все больше размываются. Выступления против социальной несправедливости также склонны легко переходить в неприятие современной капиталистической экономики как таковой.
При этом эксперты отмечают, что рост количества ксенофобских нападений происходит в тех землях, в которых не наблюдается значительного наплыва беженцев. Следовательно, такой рост ксенофобии не зависит от наплыва мигрантов. Может быть, наоборот, неприязни к чужестранцам и страха перед ними больше там, где они в диковинку и контакты с ними реже.
А рост левого радикализма и неприятия капиталистической системы как таковой — происходит в сравнительно благополучных с экономической точки зрения местах.
Мусульманские беженцы в Германии. Фото: Metropolico.org.Заполнение вакуума и фантомные боли
Некоторые немецкие исследователи обращают внимание на то, что власти тоталитарного государства, строя антифашистскую ГДР, с особым упорством разрушали в Тюрингии, Пруссии и Саксонии прежние социальные институты. Не только доставшиеся от нацистской Германии. Но и региональные традиции, религиозные объединения, структуру местных союзов и прочие институты гражданского общества.
Всё это должна была заменить коммунистическая идеология и социалистическая действительность.
Пока в ФРГ под флагом денацификации проходила проработка истории, в ГДР царило отвержение от неё. Не поиск национальной вины, а установки «мы перевернули страницу», «мы другие», «былое не имеет к нам никакого отношения», «мы не имеем с прошлым ничего общего».
После поглощения Германской Демократической Республики Федеративной Республикой Германии, произошел отказ от марксизма-ленинизма. Образовался идеологический вакуум. Вот его и заполняют возникающие на скорую руку радикализмы, как правые, так и левые. В которых чувствуются фантомные боли как социалистической эпохи, так и предшествовавшей ей национал-социалистической.
Цена объединенияДоктор философии Боннского университета Светлана Погорельская пишет, что высокую цену за объединение нации заплатили не только восточные, но и западные немцы, которые платили из своих карманов «налог на солидарность». Западная Германия платила Восточной астрономические суммы. И в западных землях социальная ситуация ухудшалась.
Субсидии, выделяемые для подъема экономики бывшей ГДР, вели, например, к тому, что западные предприятия уходили в новые федеральные земли.
Антисоциалистический запал не только бил по наследию ГДР. «Социальное рыночное хозяйство», дитя боннского порядка, умерло на берлинском ветру. Переход от западногерманского общества солидарности к неолиберальному обществу индивидуальной ответственности ударил по «нивелированному обществу среднего сословия» (как называл его социолог Гельмут Шельски), гаранту демократической стабильности.
К тому же политические вирусы (например: радикализма), возникающие на территории Восточной Германии, заражают и Западную, хотя вызванные ими социально-политические болезни протекают с меньшей интенсивностью.
Какие выводы можно сделать из новейшей германской истории?
Объединение нации — всегда имеет свою цену. И эта цена включает в себя не только преодоление трудностей в момент объединения, не только «выплаты» на осуществление оного, но и проценты, которые придется платить в будущем.
Любое поглощение — всегда влияет не только на поглощенных, но и поглотивших. И изменяет и тех, и других.
Когда много говорят о национальном единстве, то, скорее всего, это единство либо мнимое, либо весьма проблематичное. Впрочем, это не означает, что единой нации нет. Тем более, что она невозможна.
Когда возникает вопрос «Существует ли такая-то нация?», вместе с ним всегда возникает искушение ответить «нет». Но категорическое отрицание, порой ещё менее точно, чем ультимативное утверждение. Любой ответ — всегда предполагает множество разных, а порой взаимоисключающих оговорок.
Но линии противостояния — длятся в истории, во взаимных отношениях, в воображении нации, даже когда само противостояние вроде бы завершилось. Подобно тому, как любая гражданская война не является до конца завершенной, пока живо общество, в котором эта война происходила.
История, живущая в воображении, влияет на реальность. Влияет хотя бы тем, что создает линзы, через которые рассматриваются текущие проблемы. «Холодные войны» памяти вполне могут провоцировать и вполне «горячие точки» преступлений ненависти.
Ностальгический спрос находит выход в актуальном радикализме. А вакуум, образовавшийся на месте тоталитарной идеологии, не может долго оставаться незаполненным.
У радикальных противоположностей порой больше общего, чем у умеренных позиций своего же политического лагеря. Ибо крайности сходятся. А общественное сознание, склонное к радикализму, обречено бегать по кругу, пропуская середину. https://relevantinfo.co.il/ostdeutschland/?fbclid=IwAR2LbcN19-PWIl_IzobbPBf83MPeOCdUgLv2Vc118nZF9NWTS6KwRDXPwYU