«Дело авиаторов», 1946 год
Одна из версий об аресте главкома ВВС Новикова — «посадил маршала сын вождя народов, генерал Василий Сталин».
А. Кузнецов: Начнем с того, что к «Авиационному делу» 1946 года есть целый ряд вопросов. Первое, что не очень понятно, — что стало спусковым крючком? Иными словами, что запустило это дело? В литературе можно встретить как минимум три версии, которые, кстати, вполне могут дополнить друг друга.
В самом начале, когда только-только начали писать о «деле авиаторов» (в 1994 году в «Военно-историческом журнале» появилась статья полковника Косенко, посвященная этой истории), родилась версия, что арест главкома ВВС Новикова — это месть Василия Сталина прекрасно ему знакомому маршалу авиации за то, что тот якобы не давал ему «выдвинуться». (Хотя какое уж там «выдвижение»? Василий Сталин стал генерал-майором в 25 лет).
С. Бунтман: Не очень похоже на сына вождя народов.
А. Кузнецов: Да. Откуда взялось такое предположение? Что, как говорится, задокументировано по этому случаю? В литературе можно встретить упоминание о разговоре, который состоялся между отцом и сыном в Германии, куда Сталин прибыл на Потсдамскую конференцию и где Василий находился, командуя расквартированной там 286-й истребительной авиадивизией. В ходе беседы Сталин-младший якобы пожаловался родителю на то, что командование ВВС совершенно не следит за качеством самолетов, результатом чего стала массовая аварийность в авиации. Отголоски этого разговора можно найти в письме Василия, которое он написал руководителям государства, находясь в заключении: «Мне неизвестно, какие обвинения были предъявлены Новикову при снятии его с должности главкома ВВС, так как я был в это время в Германии. Но если на снятие и арест А. Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (Як-9 с мотором М-107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виноват. Он все знал раньше меня. Ведь доложить об этом было его обязанностью как главкома ВВС».
То есть разговор был. Однако состоялся он летом 1945 года, а маршала Новикова арестовали в апреле 1946 года. Получается, что все это время Сталин вынашивал мысль об аресте?
С. Бунтман: Сложновато.
А. Кузнецов: А ведь, как известно, вождь очень плотно занимался авиационной промышленностью в году войны, держал в своей голове массу цифр, имен и так далее. Сомнительно, чтобы он не имел сведений об аварийности, отказе техники, всяких катастрофах и прочих вынужденных посадках. Они были у него задолго до того, как сын заговорил с ним о совершенно конкретной модели, которую все, кто о ней пишет, называют совершенно «сырой» машиной.
Скоре всего, Василий Сталин здесь ни при чем. Возможно, беседа, которая состоялась у них с отцом, и имела какое-то значение, но вряд ли определяющее. Хотя некоторые исследователи (например, Геннадий Васильевич Костырченко, автор монографии «В плену у красного фараона») уверены в обратном.
Вторая версия, которая, честно говоря, кажется более близкой к действительности, связана с именем крупнейшего советского авиаконструктора и одного из заместителей наркома Шахурина Александра Сергеевича Яковлева, которого очень часто и, видимо, небезосновательно называют любимцем Сталина. Яковлев был человеком склонным к интриге. В этом нет ни малейших сомнений. Впрочем, среди авиаконструкторов это было достаточно распространено.
Как известно, у Яковлева и с Новиковым, и с Шахуриным, двумя главными фигурантами этого дела, были определенные разногласия. Яковлев был человеком чрезвычайно амбициозным. Он продвигал свою фирму, как мог. Видимо, встречал определенные сопротивления, вызванные разными соображениями.
Одним из направлений, которое следствие тщательно пыталось размотать, стало якобы неправильное отношение Новикова и Шахурина к перспективам развития реактивного самолетостроения в Советском Союзе. Шахурин, например, был сторонником того, что не надо пытаться изобретать велосипед еще раз, а скопировать реактивный «мессер». Яковлев же продвигал свою модель. При этом в 1944 году он выступил с большой статьей, в которой говорил о том, что реактивные самолеты, только-только появившиеся у немцев, — это тупиковый путь, вредная и неразумная затея. А через год он уже интриговал, что товарищи Шахурин и Новиков тормозят развитие перспективнейшего направления в самолетостроении.
Ну и, наконец, третья линия — это тогдашний нарком госбезопасности Абакумов. Именно он представил Сталину доклад, в котором содержались цифры и факты, часть которых вошла в обвинительное заключение о неблагополучии в этом ведомстве. Сталин счел этот доклад недостаточно конкретным. Абакумов продолжил копать и представил новый, в котором уже были названы определенные цифры, имена и все прочее. После этого начались аресты. То есть вполне возможно, что это была собственная инициатива наркомата госбезопасности, который всячески демонстрировал свою активность.
Вообще, в деле было три группы обвиняемых, представляющих три разных ведомства. Во-первых, командование ВВС. Помимо самого главкома Новикова был арестован главный инженер и начальник НИИ ВВС Александр Константинович Репин — видный советский технический специалист, человек, который во время войны организовывал все ремонтно-техническое обеспечение. Также были арестованы член Военного совета Шиманов и начальник Главного управления заказов Селезнев.
От наркомата авиапрома были арестованы нарком Шахурин и два куратора соответствующих направлений из ЦК ВКП (б). Собственно говоря, формула обвинения звучала так: «Вступив друг с другом в преступный сговор, они при потворстве кураторов из аппарата ЦК ВКП (б) в течение предшествовавших трех с половиной лет оснащали военно-воздушные части бракованной авиатехникой, что сорвало 45 тысяч боевых вылетов и привело к 756 авариям и 305 катастрофам самолетов».
В апреле 1946 года, еще до ареста Новикова, Сталин своим письмом, которое рассылалось среди членов Политбюро, секретарей ЦК и руководителей вооруженных сил и к которому прилагались выдержки из показаний с предварительного следствия уже арестованных Шахурина и других, сообщил о разоблачении крупного антигосударственного заговора. А потом в формулу приговора это не вошло. То есть заговора как такового там не было. Говорилось о попустительстве, об отсутствии должного контроля, о невнимательности, о халатности, наконец.
С. Бунтман: А почему?
А. Кузнецов: Есть полное ощущение, что мягкость приговора и другие аспекты этого дела — это часть политики, существовавшей в то время, напоминание военным об их месте, некий щелчок по носу. Ведь Сталин ценил этих людей. Они, безусловно, были нужны ему в резерве. А к Новикову и Шахурину он, видимо, вообще питал некоторую слабость, считая их ценными кадрами.
Собственно, что показал Шахурин в суде: «Показания в ходе предварительного следствия я полностью подтверждаю. Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность председателя Государственного Комитета Обороны и в этом самое мое тяжкое преступление. Я признаю, что 800 самолетов оказались совершенно негодными».
Шиманов: «Вместо того чтобы доложить народному комиссару, что самолеты разваливаются в воздухе, мы сидели на совещаниях и писали графики устранения дефектов на самолетах».
(Народный комиссар говорил, что он не доложил председателю Государственного Комитета Обороны. Один из его замов: «Мы не доложили народному комиссару»).
Селезнев: «Масса моторов выходила из строя. Беру на себя вину, что военпреды сдавали в части формально «годные», а на самом деле дефектные самолеты».
Григорьян, один из кураторов из ЦК ВКП (б): «Будучи заведующим отделом ЦК ВКП (б) по авиационному моторостроению, я знал, что бывший нарком авиационной промышленности Шахурин в погоне за количественными показателями выполнял планы выпуска авиационной техники, не обеспечивая ее надлежащего качества. Я виноват в том, что зная, что Шахурин выпускал и поставлял на вооружение ВВС бракованные самолеты и моторы, не принимал мер к пресечению этой деятельности».
С. Бунтман: Такое ощущение, что все эти показания написаны под копирку.
А. Кузнецов: Разумеется, формулировки в них практически одни и те же.
В результате Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством Василия Васильевича Ульриха приговорила Шахурина к семи годам, Репина к шести, Селезнева к шести, Новикова к пяти, Шиманова к четырем, Будникова и Григорьяна — к двум годам тюремного заключения. Был наложен арест на имущество, принадлежащее осужденным. Гражданский иск к ним был определен в сумме более 500 тысяч рублей. По ходатайству Военной коллегии Президиум Верховного совета СССР лишил Шахурина, Репина, Новикова и Селезнева воинских званий и правительственных наград.
Да, в связи с этим делом был освобожден от должности второго секретаря ЦК ВКП (б) Маленков, который во время войны курировал в том числе и соответствующее направление наркомата авиапрома. И хотя формально он остался зампредом Совмина, Сталин совершенно явно отправил его в длительную командировку на периферию. Вторым секретарем ЦК ВКП (б) стал Жданов.
После смерти вождя Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела «дело авиаторов» и отменила приговор «за отсутствием состава преступления». Все семеро осужденных были освобождены. Их восстановили в партии, вернули награды и воинские звания.
Статья основана на материале передачи «Не так» радиостанции «Эхо Москвы». Ведущие программы — Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман. Полностью прочесть и послушать оригинальное интервью можно по ссылке. https://diletant.media/articles/45250284/